Песня двадцать восьмая

Девятый вертеп восьмого круга. Призраки сеятелей раздоров и расколов. Магомет, Али, Бертрам де Борн.

 

1 Бессилен человеческий язык,

Бессилен стих певца для описанья

Всего того, что, подавляя крик,

 

 

4 Я увидал – и кровь, и истязанье

Теней, покрытых язвами. Нет слов

Приличных для того повествованья.

 

 

7 Наш ум так ограничен, что готов

От подвига такого отказаться…

Когда б собрать всех проливавших кровь

 

 

10 В долине Апулийской, что сражаться

Сошлись и гибли от мечей римлян

(Тит Ливии пишет так, и сомневаться

 

 

13 Нам нет причин), и их богатый стан

Достался победителям; когда бы

Собрать людей, измученных от ран,

 

 

16 И бившихся – их силы были слабы —

С Гвискаром{155}; если б вновь теперь собрать

Погибшую при Чеперано рать,

 

 

19 Где каждый апулиец оказался

Изменником{156} и, наконец, всех тех,

Чей стан при Тальякоццо разметался

 

 

22 И лег костьми, и где имел успех

Старик Алар{157}, который там являлся

Карателем, перехитрившим всех

 

 

25 И без оружья в битве победившим;

Когда б все эти воины могли

Теперь восстать пред нами из земли, —

 

 

28 На раны их на трупе полусгнившем

Не с тем бы отвращеньем я смотрел,

С каким глядел на груду страшных тел

 

 

31 Девятого вертепа. С меньшей силой

Из бочки льется на землю вино,

Когда пробито в бочке этой дно,

 

 

34 Чем кровь лилась из призрака… Унылый

Имел он вид; он даже за могилой

На миг себе покоя не найдет.

 

 

37 От подбородка самого живот

Рассечен у него был, и струями

Сбегала кровь. Между его ногами

 

 

40 Моталися кровавые кишки

И легкое, и тот мешок, в котором

Там, на земле, до гробовой доски,

 

 

43 Питанье переваривалось. Взора,

Исполненного горя и тоски,

При виде столь ужасного позора,

 

 

46 От грешника я отвести не мог,

Тогда и на меня взглянул он тоже

И вдруг, открыв от головы до ног

 

 

49 Зияющие язвы, клочья кожи,

Он мне сказал: «Смотри, смотри сюда,

Как сам себя терзаю я всегда,

 

 

52 Смотри, как Магомет стал изувечен.

А далее увидишь предо мной

Ты Алия, и у него рассечен

 

 

55 Весь череп. Этой казни роковой

Здесь преданы все грешники: на свете

Соблазнов и расколов разных сети

 

 

58 Они толпе любили расставлять,

И за грехи ужаснейшие эти

Они должны от тяжких язв страдать,

 

 

61 Свой путь по кругу этому свершая;

Когда ж их раны станут заживать,

То их, бичуя вновь и поражая,

 

 

64 Меч демонов на части рассечет,

И язвы вновь откроются, зияя.

Но кто ты сам? Ты не спешишь вперед

 

 

67 Идти в Аду, как будто бы желая

Мучение той казни отдалить,

Которую успел ты заслужить».

 

 

70 «Еще он жив, еще земной он житель,

И не для мук сошел он в темный Ад, —

Так призраку сказал тогда учитель, —

 

 

73 Но для того, чтоб в светлый мир назад

Он с опытностью большей воротился,

Я, сам, мертвец, водить его решился

 

 

76 Из круга в круг, и все, что говорят

Мои уста, все истинно». Смутился

Рой призраков, и больше сотни в ряд

 

 

79 Их легион во рву остановился,

Чтоб рассмотреть, кто я, каков мой вид;

И в ту минуту ими был забыт

 

 

82 Весь ужас их съедающих мучений…

«О, ты, сошедший в царство привидений!

Ты, может быть, свет солнечного дня

 

 

85 Увидишь скоро вновь, – так от меня

Скажи ты непременно Фра Дольчине{158},

Что если он еще не хочет ныне

 

 

88 Со мною здесь соседство разделять,

То чтобы он скорее запасался

Припасами съестными и боялся

 

 

91 В горах Наварры гибель испытать…»

Речь Магомета стихла понемногу.

Желая путь дальнейший продолжать,

 

 

94 С усилием большим он поднял ногу

И далее отправился. Иной

Явился страшный призрак предо мной:

 

 

97 Нос у него был вырван совершенно,

Одно осталось ухо за виском,

И горло перерезано. В таком

 

 

100 Ужасном виде вырос он мгновенно

Передо мной, раскрыв кровавый рот,

И мне сказал: «О, ты, кого не ждет

 

 

103 Пока к себе ужасная геенна,

Ты за грехи еще не пострадал, —

Тебя в земле Латинской я встречал,

 

 

106 Когда меня не обмануло сходство.

Ты надо мной имеешь превосходство

В своей судьбе, и если б ты попал

 

 

109 В то место, где спускается долина

От Верчелло до Маркабó, тогда

Припомни только Пьера Медичина{159};

 

 

112 Не откажись – молю я – от труда

(Для той мольбы есть важная причина),

Не откажись, когда придешь туда,

 

 

115 Уведомить правдивых граждан Фано{160},

Гюидо дель Кассеро и потом

Еще Анжионелло ди Каньяно,

 

 

118 Уведомить обоих их о том,

Что ждет их смерть от хищных рук тирана,

Что, с собственным расставшись кораблем,

 

 

121 Насильственно они погибнут в море

На шее с камнем. Вот какое горе

Им впереди придется испытать.

 

 

124 И я скорблю об участи их горькой.

Меж островами Кипром и Майоркой

Такого преступления встречать

 

 

127 Нептуну, вероятно, не случалось

Среди морских пиратов. Этот тать,

Тать одноглазый, ставший управлять

 

 

130 Тем городом, – в котором бы боялась

Тень ближнего собрата побывать, —

К себе на совещанье приглашать

 

 

133 Сперва обоих граждан этих станет,

А после их предательски обманет,

Так что не нужно будет с той поры

 

 

136 Им ожидать с вершины Фокары{161},

Когда морская буря прекратится,

И воссылать молитвы с той горы».

 

 

139 Я отвечал ему: «Все совершится,

О чем ты просишь; все твои слова

Я передам, поверь мне в том, едва

 

 

142 На землю я вступлю, но согласиться

Ты должен мне на тень ту показать,

Которая не может созерцать

 

 

145 Без горечи стен города». Тогда-то

Он руку наложил свою слегка

На челюсть близ стоящего собрата.

 

 

148 И рот его раскрыл, но языка

Тот не имел… «Вот он, перед тобою, —

Ответил грешник мне, – увы! судьбою

 

 

151 Лишился он на многие века

Способности людей всех – дара слова».

То был изгнанник. Цезаря сурово

 

 

154 Когда-то он умел в том убедить,

Что человек, на смелый шаг готовый,

Не должен медлить, чтобы победить.

 

 

157 Его язык был вырван, и дрожащий

Стоял передо мною Курион{162},

В иные дни советы подававший

 

 

160 Столь смелые… Объят был страхом он.

Затем я увидал другие муки

Несчастного. Едва скрывая стон,

 

 

163 Свои почти обрубленные руки

Или верней – обрубки их одни

Он поднял над собою… «Помяни

 

 

166 И Моска ты!»{163} – он крикнул мне с тоскою,

А между тем из двух обрубков рук

Кровь на лицо его лилась рекою.

 

 

169 Я отвечал, когда он смолкнул вдруг:

«Увы! Всегда у начатого дела

Конец бывает… Многих мук

 

 

172 Причиной для тосканцев были, смело

Тобой произнесенные слова.

От них душа всех граждан наболела

 

 

175 И род твой сгиб», – прибавил я. Едва

Я замолчал, несчастный осужденный,

Безумием и горем пораженный,

 

 

178 Пропал из глаз, и на других теней

Я стал смотреть и пред собою снова

Увидел то, что в памяти моей

 

 

181 Живет доныне. Образа такого

Нельзя воображению создать,

И слабо человеческое слово,

 

 

184 Чтоб ужас и мой трепет передать.

Передо мной встал призрак безголовый,

Идущий, как другие, в мгле суровой,

 

 

187 И, как фонарь, он нес в своей руке

Отрезанную голову. В тоске

Та голова кровавая стонала;

 

 

190 Она светильник трупу заменяла, —

То было – два в одном и в двух – один.

Какая сила их соединяла,

 

 

193 Лишь постигает высший властелин.

И голову рукою подымая

Как можно выше, будто бы желая,

 

 

196 Чтоб каждый звук услышан мною был,

Тень молвила: «Ты, человек живущий,

Сошедший в мир подземных, адских сил,

 

 

199 Ты, по вертепу этому идущий,

Случалось ли тебе когда-нибудь

На муки столь же страшные взглянуть?

 

 

202 Бертрам де Борн{164} мне имя. Я тот самый

Коварный, бессердечный и упрямый,

Бесчувственный советник короля, —

 

 

205 Я клеветник. Лукавя и хуля,

С отцом поссорить сына я решился,

Вторым я Ахитофелем явился,

 

 

208 Который Абасалона научил,

Чтоб на Давида он вооружился.

И вот за то, что в мире разлучил

 

 

211 Я двух людей, столь близких меж собою,

Я с головой своею разлучен

Навечно беспощадною судьбою…»

 

 

214 И далее блуждать пустился он.