Песня тридцать первая

Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.

 

1 Речь, от которой я в одно мгновенье,

Стыд чувствуя, невольно покраснел,

Мне принесла потом и исцеленье.

 

 

4 Таким копьем, как говорят, владел

Ахилл: оно смертельно поражало,

И снова роковые язвы тел

 

 

7 Одним прикосновеньем заживляло{181}.

Мы перешли уже долину бед

И подвигались далее; лежала

 

 

10 Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;

Над бездной тьмы там поднималась бездна,

И не могло быть в сумраке полезно

 

 

13 Мне зрение, но слух был поражен:

Такой ужасный трубный звук раздался,

Что заглушил бы гром небесный он,

 

 

16 И сквозь туман я разглядеть старался

То место, где гремел незримый рог.

Ему внимая, втайне я сознался,

 

 

19 Что сам Роланд сильней трубить не мог

В печальную минуту пораженья

Святого, но несчастного сраженья,

 

 

22 Где Карл Великий битву проиграл{182}.

Едва очнулся я от удивленья

И в даль с усильем вглядываться стал,

 

 

25 Как вдруг мне в ту ж минуту показалось,

Что предо мной в тумане возвышалась

За башней башня. Тихо я сказал:

 

 

28 «Учитель! Это город, без сомненья,

Я вижу там?» Мне отвечал поэт:

«Обманчиво твое воображенье:

 

 

31 Сквозь эту полутьму и полусвет

Не может человеческое зренье

Проникнуть, и тебе я дам совет:

 

 

34 Иди вперед, чтоб ближе убедиться,

Как расстоянье может обмануть

Порой наш глаз. Так продолжай свой путь,

 

 

37 Но чтоб не мог ты очень изумиться, —

Взяв за руку меня, сказал певец, —

То должен ты теперь же убедиться

 

 

40 И истину проникнуть наконец,

Что там не башни видишь сквозь туман ты,

Нет, сын мой, это страшные гиганты,

 

 

43 Которые в колодезе стоят,

Погружены от пояса до пят…»

Как постепенно в поле начинает

 

 

46 Редеть туман, и глаз наш привыкает

Предметы постепенно различать,

Так точно сам я начал прозревать;

 

 

49 Но, сознаваясь в тайном заблужденье,

Невольный страх я начал сознавать,

Когда яснее стали выступать

 

 

52 Гиганты предо мной на темном фоне,

Как стены замка Монтереджионе{183}

Покрыты рядом башен по углам,

 

 

55 Так из колодцев стали видны нам

Громадные, как башни, исполины,

Открытые для глаз до половины,

 

 

58 Которым и доныне с облаков

Громами сам Юпитер угрожает.

Сквозь тьму, как сквозь таинственный покров,

 

 

61 Передо мной яснее начинает

Обозначаться первый великан:

Я различал лицо его и стан,

 

 

64 Часть живота и руки. Поступила

Природа очень мудро, что опять

Не хочет уже больше создавать

 

 

67 Таких чудовищ страшных и лишила,

О, Марс, тебя земных твоих врагов, —

И если вечно творческая сила

 

 

70 Природы создает еще китов,

Слонов творит, то, рассудивши здраво,

Природы мудрость я признать готов:

 

 

73 Лишь только тот жить не имеет права,

В ком действуют повсюду заодно

Ум, злость и сила. Людям суждено

 

 

76 Таких страшилищ в мире опасаться:

Никто не может им сопротивляться,

От них найти защиту нелегко».

 

 

79 К гиганту стал я ближе подвигаться.

Его лицо так было велико,

Что, кажется, могло бы показаться

 

 

82 Не менее верхушки золотой

Над куполом Петра Святого в Риме,

Я задрожал перед фигурой той

 

 

85 Представшего гиганта предо мной.

И остальными членами своими

Пугал он также. Если б за спиной

 

 

88 Гиганта, погруженного по бедра,

Троим фрисландцам разом бы пришлось

Друг другу стать на плечи очень бодро,

 

 

91 То все-таки коснуться б до волос

Того гиганта им не удалось{184}:

От плеч его до дна той ямы скверной,

 

 

94 Где он стоял, и меры ж не найти;

То расстоянье пропастью безмерной

Являлось глазу. Молча на пути

 

 

97 Остановился я пред великаном.

Он пасть раскрыл и прокричал тогда нам

Слова, но ни единый человек

 

 

100 Их не поймет: «Rafel mai amech

Irabi almi»{185}. Он своей гортанью

Безумной и бессмысленною бранью

 

 

103 Лишь разрешался только иногда.

К гиганту мой учитель обратился:

«Тень жалкая! Труби в свой рог, когда

 

 

106 Свой тайный гнев ты выразить решился.

Труби, чтоб этот гнев утихнуть мог.

К твоей груди привязан этот рог…

 

 

109 На собственную шею посмотри ты…

Иль все соображения убиты

В тебе давно, бессмысленная тень?

 

 

112 На шее у тебя висит ремень,

А на ремне и самый рог повешен!..»

И мне сказал Вергилий: «Ночь и день

 

 

115 Здесь страждет он, для всех бессильно бешен,

И сам себя проклятью предает.

Он совершил когда-то преступленье;

 

 

118 О нем ты слышал. Это сам Немврод.

От дикого его столпотворенья

Не понимать народа стал народ,

 

 

121 И языков узнали мы смешенье.

Не тратя слов, пойдем вперед пока:

Не может никакого языка

 

 

124 Он понимать теперь в своем томленье.

Да и его никто уж не поймет».

И совершив затем другой обход,

 

 

127 К гиганту мы приблизились другому;

Который мне по своему объему

Казался и ужасней и страшней

 

 

130 И поражал громадностью своей.

Не ведал я, чья воля и чья сила

Гиганта так мучительно скрутила:

 

 

133 Одна рука привязана к груди,

Другая точно так же назади

Привязанная цепью; цепь сходила

 

 

136 От шеи вниз и тяжело пять раз

Вкруг тела великана обвилась.

«Перед тобой стоит титан надменный, —

 

 

139 Так мой путеводитель мне сказал. —

С Юпитером, царящим над Вселенной,

Помериться он силами желал,

 

 

142 И вот за то наказан здесь, презренный.

Ты Эфиальта{186} видишь пред собой.

Его деянья много прославляли

 

 

145 В те времена, когда своей борьбой

Титаны всех богов перепугали.

Его рука, готовая на бой

 

 

148 В иные дни и грозная когда-то,

Теперь в цепях, недвижностью объята».

И я сказал поэту: «Если мне

 

 

151 Возможно посмотреть на Бриарея{187},

То укажи его мне поскорее».

Поэт сказал: «Здесь близко, в стороне

 

 

154 Увидишь ты громадного Антея{188},

Свободен он и может говорить;

Он нам с тобой поможет, может быть,

 

 

157 На дно скорбей ужаснейших спуститься.

А тот, о ком ты спрашивал сейчас,

В другом вертепе должен находиться

 

 

160 Закованный, и вид его в сто раз

Страшнее Эфиальта…» В то мгновенье

Титан зашевелился и потряс

 

 

163 Руками вдруг. Едва ль землетрясенье

Сильнее может башни потрясти,

Как этого чудовища движенье

 

 

166 Меня перепугало на пути.

О смерти мысль тогда меня смутила

Сильней, чем прежде; далее идти

 

 

169 Не мог бы я, – вся кровь моя застыла, —

Когда б не знал, что связан был титан.

Идти вперед во мне явилась сила.

 

 

172 Мы подошли к Антею. Великан

Из мрачного колодца поднимался

На полторы сажени, но скрывался

 

 

175 В колодезе его громадный стан.

И молвил мой учитель исполину:

«О, ты сходивший в славную долину,

 

 

178 Где десять сотен львов завоевал,

Где Сципиона слава увенчала

И в бегство обратился Аннибал…

 

 

181 О, ты, о ком молва не перестала

Еще доныне громко толковать,

Что мог бы ты победу даровать

 

 

184 Сынам земли, сражаясь с ними рядом!

Не откажись помочь нам и спусти

В ту бездну нар, где скован вечным хладом

 

 

187 И льдом, Коцит недвижен на пути…

Нет, не смотри на нас суровым взглядом,

Не говори, что мы должны идти

 

 

190 К Тифею или к Тицию{189}… Смотри же

Без гнева ты на смертного и ниже

Теперь нагнись. Вот этот человек

 

 

193 Еще живет и кончит, вероятно,

Еще не скоро жизненный свой век.

Прославит он тебя неоднократно,

 

 

196 Воздаст тебе он похвалу и честь,

Чтоб в светлом мире будущие внуки

Могли твою историю прочесть».

 

 

199 Учитель смолк, и, протянув к нам руки,

Гигант Антей (всю силу этих рук

Изведал Геркулес сам в тяжкой муке)

 

 

202 И моего учителя взял вдруг.

«Скорей приди теперь в мои объятья,

Чтоб мог тебя с собою вместе взять я», —

 

 

205 Сказал поэт. В минуту ту Антей

Мне башней Гаризендой{190} показался,

Когда несется облако над ней.

 

 

208 На миг один я так перепугался,

Что всякий спуск другой бы предпочел,

Который бы нас свел в пучину зол;

 

 

211 Но проводник наш тихо подвигался

И, наконец, на дно той бездны снес,

Где в пропасти холодных, вечных слез

 

 

214 Сам Люцифер с Иудою томился…

Над этой мрачной бездною склонился

Антей недолго: голову вознес

 

 

217 И корабельной мачтой распрямился.