И глупо звать его
«Красная Ницца»,
и скушно
звать
«Всесоюзная здравница».
НАШЕМУ
КРЫМУ
с чем сравниться?
Не с чем
НАШЕМУ
КРЫМУ
сравниваться!
Владимир Маяковский. «Крым».
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Все имена, конечно же, вымышлены, все совпадения, конечно же, случайны, но в остальном все – чистая незамутненная правда, основанная, как и все прочие книги о докторе Данилове, на реальных событиях.
– Значит, утром вы, Артур Евгеньевич, позавтракали кебабом и овощами, а в обед ели мороженое и пили квас?
– Да, доктор, – подтвердил пациент, страдальчески морщась и оглаживая себя по животу левой рукой. – Утром – кебаб, в обед мороженое и квас. В жару больше ничего есть не хотелось.
– И все члены семьи ели то же самое?
Члены семьи, сидевшие на другой кровати, – пышнотелая, кустодиевских форм блондинка и две худенькие девочки лет десяти-одиннадцати – дружно закивали.
– Я еще сок пила, апельсиновый, – доложила младшая из девочек, – а Анька – газировку!
– Ш-ш! – одернула ее мать. – Не мешай!
По профессиональному тону, которым были сказаны эти слова, Данилов без труда распознал в пышнотелой блондинке педагога. Мать одергивала расшалившегося Вову точно так же – негромко, но веско.
– И, кроме вас, никто не заболел?
Нехитрый аnamnesis morbi,[1] внятно изложенный пациентом, впечатался в память Данилова сразу же. Уточнять не было никакой необходимости. Что тут уточнять? Рвота, диарея, слабость, болезненность в околопупочной области… Классическая пищевая токсикоинфекция. Грузи – и вези в инфекционную больницу. На самом деле Данилов тянул время. Хотелось обдумать все еще раз. Мутный какой-то попался пациент.
Отравился, а цвет лица свежий, розовый. Два дня как приехал, загореть еще не успел. Жалуется на рвоту с поносом, а язык чистый, влажный, здоровый, можно сказать, язык. И живот тоже производит впечатление здорового. При пальпации живота Артур Евгеньевич ойкает и морщится, но с небольшим секундным опозданием. Так обычно ведут себя симулянты.
– Никто, слава Богу, – пациент покосился на жену, словно желая убедиться в том, что она здорова.
– А судороги в ногах были?
– Вы уже спрашивали про судороги, доктор, – мягко укорил Артур Евгеньевич. – Пока не было.
На слове «пока» он сделал ударение, тоже прозвучавшее как упрек. Не тяни резину, доктор. Госпитализируй меня скорее.
– Везите его в больницу, – громко прошипел из-за приоткрытой двери женский голос. – Пока он тут всех своей холерой не перезаразил.
Домовладелицу, высокую старуху с недовольным выражением на костлявом лице, Данилов выставил за дверь еще до начала осмотра. Сдача койки еще не повод вторгаться в чужую приватность. Та громко потопала ногами в узком коридорчике, но, как оказалось, никуда не ушла, а осталась подслушивать под дверью.
– Если холера, то всех проживающих госпитализируем на карантин, а дом будем обрабатывать, – сказала в пространство фельдшер Лариса, стоявшая за спиной у Данилова. – Так что успел заразить или нет, значения не имеет.
Домовладелица громко ойкнула, захлопнула дверь и утопала прочь. На этот раз вроде бы ушла на самом деле, потому что спустя несколько секунд послышался лязг уличной двери. Данилов на входе удивился тому, что фанерную пристройку к дому снабдили массивной железной дверью. Хотели таким образом придать основательности хлипкому строению? Или просто ненужная дверь в сарае завалялась? В коротком коридоре додумать эту мысль Данилов не успел. А теперь и вовсе забыл о двери, потому что пациент подкинул куда более интересную загадку.
Чего ради он симулирует? В том, что перед ним симулянт, у Данилова почти не было сомнений. Почти, потому что назвать человека симулянтом окончательно и бесповоротно может только патологоанатом. На памяти Данилова «симулянты» не раз оказывались серьезно больными. Чем лучше изучают человеческий организм, тем больше в нем находится загадок. Но Артур Евгеньевич явно был здоров и явно хотел госпитализироваться в инфекционную больницу. Для того и «скорую» вызвал. Зачем? Зачем москвичу, недавно приехавшему в Севастополь на отдых, может понадобиться госпитализация, да еще и в такое место, как инфекционная больница? Люди симулируют, чтобы попасть в больницу, по трем причинам. Первую можно отмести сразу же, потому что сорокалетний Артур Евгеньевич давно вышел из призывного возраста. Да и не косят в инфекционных больницах от призыва. Какая там может быть отсрочка? Разве что на месяц. Не стоит овчинка выделки, то есть мучений. В инфекционных больницах не только лежать тяжело, но и лечиться. Специфическое место.
Причина вторая – госпитализацией люди пытаются оправдать свое отсутствие где-то. На работе, на суде и так далее. Но отдыхающему это вряд ли надо. Впрочем, может, он успел сегодня с кем-то подраться? Нанес оппоненту тяжкие телесные повреждения и теперь пытается лечь в больницу? А что ему это даст? Если будет надо, то арестуют больного, то есть – симулирующего. Дело недолгое. Впрочем, Артур Евгеньевич может этого не знать.
– Следите за кончиком моего пальца, – Данилов поводил перед лицом симулянта оттопыренным указательным пальцем. – Так-так, Артур Евгеньевич… Что-то не нравятся мне ваши зрачки. Может, у вас рвота от сотрясения головного мозга? Вы, случайно, головой не ударялись сегодня или вчера? Не падали? Не дрались?
– Что вы, доктор! – вмешалась жена симулянта. – Артурик вообще не драчун, к тому же мы все время вместе. Не дрался он ни с кем и не падал.
– Рвота от сотрясения мозга быть может, а понос – вряд ли, – «уел» Данилова Артур Евгеньевич.
– Да, вы правы, коллега.
Слово «коллега» вырвалось у Данилова машинально, но Артур Евгеньевич принял его за издевку.
– Я не врач, а директор автосервиса, – пробурчал он и снова поморщился. – Опять живот начинает крутить. Успеть бы до больницы доехать.
Третью причину – госпитализацию с целью шантажа близких родственников – Данилов рассматривать не стал. Артур Евгеньевич не производил впечатления истерика, да и атмосфера в комнате была ненапряженной. Недавние конфликты Данилов, что называется, носом чуял – опыт. Супруга Артура Евгеньевича выглядела озабоченной, а дочки оживленно шушукались, то и дело косясь на монументальную Ларису, в руках у которой оранжевый скоропомощной ящик казался игрушечным.
Бригаденфельдшера и бригаденштурмана, то есть – водителя, Данилов выбрал себе сам. Должны же быть у начальника станции, совмещающего на полставки выездного врача, какие-то привилегии. Тем более – на бригаде интенсивной терапии. Требования к сотрудникам бригады у Данилова были простые. Первое – спокойный характер, потому что работать с истериками он не любил. Да и кто любит? Второе – чтобы были местные, знающие город и его «специфику». Третье – чтобы были физически крепкими и таскали носилки играючи. Крепче всех в бригаде была Лариса, неофициальный чемпиона севастопольской скорой помощи по армрестлингу. Как среди женщин, так и среди мужчин. С Ларисой обычно мерились силой мужики. Из новичков, подначенные старожилами – а ну-ка, сможешь ли ты «положить» нашу Дюймовочку? Припечатывая к столу очередную руку, Лариса говорила одно и то же: «Квелый нынче мужик пошел, замуж выйти не за кого». Согласно станционной легенде, Лариса собиралась выйти замуж за того, кто ее победит. Водитель Юрий Палыч тоже был чемпионом, но всего Севастополя, по боксу, в полутяжелом весе, но бывшим. Как сам шутил: «еще советского розлива». Короче говоря, для неместного доктора с посттравматической энцефалопатией и протезом в левом коленном суставе команда подобралась самая что ни на есть подходящая.
– Собирайтесь, поедем в больницу, – сказал Данилов и позвонил на Центр.
Место можно было бы и не запрашивать. И без того известно, куда везти – на Коммунистическую, в восьмую инфекционную. Других инфекционных стационаров для гражданских лиц в Севастополе нет. Но Данилов, как начальник станции, считал своим долгом подавать подчиненным правильный пример и потому дотошно соблюдал все формальности. Положение обязывает. Временами сам себе удивлялся – неужели это я? – и вспоминал слова жены: «Станешь начальником, поймешь как надо работать». Стал. Понял. То и дело тянуло обратно, но отступать было нельзя.
– Что собрать?! – заволновалась жена симулянта, зависнув над выдвинутым из-под кровати и раскрытым чемоданом. – Тапочки, маечки…
– Пока ничего, – сказала Лариса, у которой Артур Евгеньевич тоже вызвал подозрения, – пускай едет как есть. Если госпитализируют, привезете что надо.
– Нет уж! – решительно заявил супруге Артур Евгеньевич, переведя свое страдающее тело из лежачего положения в сидячее. – Нечего тебе с девчонками по больницам бегать. Собери все сразу. И бритву не забудь положить. А я схожу в кабинет на дорожку.
– Только быстро! – предупредила Лариса. – Не тяните.
– Запорами не страдаю, – огрызнулся Артур Евгеньевич и ушел.
Когда он вернулся, у Данилова окончательно исчезли сомнения в том, что перед ним симулянт. От Артура Евгеньевича пахло табаком, а даже самый отчаянный курильщик при отравлении сделает паузу. И без того крутит-мутит, а от сигареты так совсем душу наизнанку вывернет. Рвота у него с поносом, как бы не так.
Выездной врач Данилов вступил в очередной конфликт с начальником станции Даниловым. На каждом дежурстве это случалось раз по десять, и начальник станции всегда побеждал. Выездному врачу хотелось отказать Артуру Евгеньевичу в госпитализации и авторитетно доказать ему, что он симулирует. Если вывести во двор, подальше от женских и детских ушей, то… Впрочем, нет, не годится. Слышимость везде замечательная. Фанера не поглощает звуки, она их проводит. «Я тебе выведу! – одернул выездного врача начальник станции. – Если этому… кхм… человеку приспичило госпитализироваться в инфекцию, он будет вызывать повторно. При «повторе» его придется госпитализировать в обязательном порядке. На то есть приказ. Диагноз, который он на себя так старательно натягивает, на догоспитальном этапе снять невозможно. Только в стационаре, причем комиссионно – при совместном осмотре врача и заведующего отделением. Ты уже потратил на этот вызов сорок минут. До «восьмерки» ехать минут пятнадцать да пять минут на сдачу пациента в приемном, итого двадцать. Столько же уйдет на разборки. Времени ты не выиграешь, но если оставишь его дома, то другая бригада потеряет как минимум час. Так что бери его и вези, Владимир Александрович! В приемном можешь попросить, чтобы его положили в самую плохую палату на самую дрянную койку, это я тебе разрешаю. Не мщения ради, а чтобы поскорее одумался и перестал симулировать. Обстановка, она способствует правильному ходу мыслей».
До приемного отделения дело не дошло. Вообще до больницы не доехали. На Вакуленчука лежащий на носилках Артур Евгеньевич посмотрел на сидевшего у него в головах Данилова своими ясными голубыми глазами и сказал:
– Знаете, доктор, мне стало лучше и я передумал госпитализироваться. Остановите, пожалуйста, машину, я выйду. Обратно меня везти не надо.
– А никто и не собирается! – фыркнула Лариса, сидевшая рядом с водителем. – Палыч, притормози-ка!
Слух у Ларисы был удивительно чутким. На шумной улице во время движения машины с переднего места она слышала все, что говорили в салоне. Даже шепотом.
– Распишитесь здесь! – Данилов быстро черкнул в карте вызова «отказ от госпитализации».
Когда Артур Евгеньевич уже вышел из машины, Данилов не выдержал и спросил:
– Можно узнать, зачем был вам нужен весь этот сыр-бор? Неужели для того, чтобы забесплатно доехать до торгового центра? Я же видел, что вы симулируете…
– Симулировал! – кивнул Артур Евгеньевич и широко ухмыльнулся. – Могу сказать зачем, только с условием, что все останется между нами.
– …! – вырвалось у Данилова нехорошее слово. – Как же я раньше не догадался! Вам было надо слинять от жены и детей под благовидным «железным» предлогом, верно?
Артур Евгеньевич снова кивнул. Ухмылка его стала еще шире.
– А отравление вы выбрали потому, что в инфекционном стационаре нет посещений.
– Все верно, – подтвердил Артур Евгеньевич и заговорщицки подмигнул Данилову. – Вы же видели, доктор, мою корову. Одно название, что женщина. Расплылась, не следит за собой совсем. А на пляже я сегодня с такой штучкой познакомился, – симулянт закатил глаза и восторженно поцокал языком. – И что самое главное – сразу же обо всем договорились. Вот уж и пришлось вас побеспокоить, извините. Это вам за беспокойство.
Артур Евгеньевич достал из кармана модных, концептуально драных джинсовых шортов пятисотрублевую купюру и протянул ее Данилову.
«Заткнись! – грубо велел выездному доктору начальник станции. – Я сам скажу, что надо».
– Когда-нибудь вам всерьез понадобится скорая помощь, – начал Данилов, стараясь говорить как можно спокойнее. – Но она опоздает…
– Почему? – удивленно спросил симулянт.
Удивление, однако, не помешало ему сунуть пятисотенную обратно в карман.
– По закону высшей справедливости, – ответил Данилов. – И в последнюю минуту вашей жизни вы вспомните сегодняшний случай. Непременно вспомните. И все поймете. Последняя минута – она такая. Все вспомните и все поймете. Кстати, мне кажется, что умирать вы будете в одиночестве. Женщины недолго живут с мужчинами, которые считают их «коровами».
– Креститься надо, если кажется! – Симулянт вложил всю обиду в громкий хлопок дверью.
– Бабушке своей так хлопни! – возмутился Юрий Палыч.
– Поехали! – скомандовал Данилов, доставая из кармана куртки телефон.
– Ой! – Лариса подскочила на переднем сиденье, заставив заколыхаться всю машину. – Владсаныч, миленький, можно пока вы отзваниваться будете, я до палаточки сбегаю за булочкой. С голоду подыхаю, аж сил никаких нет!
Ларисина страсть к диминутивам поначалу раздражала не любившего сюсюканья Данилова. Но очень скоро он привык и даже нашел в этой привычке, поначалу казавшейся ему скверной, определенную пользу. Уменьшительные формы помогали Ларисе налаживать контакт с пациентами, смягчали устрашающее впечатление, производимое ее монументально-брутальной внешностью. Лариса даже ругалась «диминутивно» – какашечка, паразитик, дятлик…
Не дождавшись разрешающего даниловского кивка, Лариса быстро выскочила, можно сказать что выпорхнула, из машины и исчезла из поля зрения. Вернулась спустя две минуты – Данилов только записал новый вызов, даже ручку в карман сунуть не успел – запыхавшаяся, но довольная.
– А где булочка? – поинтересовался Юрий Палыч, трогая с места.
– Булочка? – переспросила Лариса. – Ах, булочка! Не было моих любимых улиточек с маком, вот незадача. Зря только пробегала.
– Я тебе куплю, пока вы на вызове будете, – пообещал добрый водитель. – Там как раз в соседнем доме магазин.
– Да не беспокойся, Юрочка, – отмахнулась Лариса. – Мне уже расхотелось. Меньше съешь – дольше проживешь.
– Я надеюсь, что на Центре сейчас не пишут уличный вызов на Вакуленчука, – сказал Данилов, будто бы думая вслух. – Мужчина, сорок, сотрясение головного мозга, множественные переломы…
– Скажете тоже! – обернулась Лариса. – Охота мне из-за такой г. няшечки фельдшером на зоне работать! Я его словом полечила. В рамках мировой женской солидарности! А то – корова! Сам, можно подумать, Аполлон Полведерский!
– Слово – лучшее лекарство, – поддакнул Юрий Палыч, привыкший всегда и во всем соглашаться с Ларисой.
– Заключенный фельдшером работать не может, – сказал Данилов. – Только санитаром. Все, что выше, это «вольные» специальности.
– Все-то вы знаете, Владсаныч! – восхитилась Лариса. – С вами сутки отработать – все равно что в институте проучиться…
– Попрошу без подхалимажа, – улыбнулся Данилов.
– А что поделать, если человеку хочется стать главным фельдшером, – встрял Юрий Палыч. – Приходится говорить начальству комплименты.
Пока машина ехала, Юрий Палыч мог позволить себе поддеть Ларису. Знал, что во время вождения ни подзатыльника, ни тычка под ребро не получит. А пока машина доедет до места, незлопамятная Лариса отойдет.
– Мне нельзя в главные, – скромно сказала Лариса. – Добрая я очень, не могу руководить.
Юрий Палыч многозначительно хмыкнул. Выездной врач Данилов хотел было съехидничать, но начальник станции его остановил.
– Ой, что это я ляпнула? – заволновалась Лариса. – Владсаныч, миленький, вы не подумайте, это не намек в ваш адрес. Это я сдуру. Хотела сказать, что я слабохарактерная, потому и в начальники не гожусь. Мне всех жалко, а начальник должен быть… Ой, опять я не то говорю!
– Все нормально, – успокоил Данилов. – Я вот тоже никогда не думал, что стану главным врачом станции скорой помощи, да еще и в городе федерального значения…
Про город федерального значения Данилову рассказала жена. Он согласился возглавить станцию скорой помощи в Севастополе, не зная административно-подчиненных нюансов. Но Елена объяснила ему, что теперь между ним и министром здравоохранения будет на одну ступеньку меньше, чем между министром и ею. Стало быть, он теперь главнее ее. Данилов про себя усмехнулся, потому что ступеньки ступеньками, а масштабы масштабами. Подчиненных у московского директора регионального объединения[2] больше, чем у севастопольского начальника станции. Полномочий, в некотором смысле, тоже. Да и вообще мериться должностями с женой смешно. Данилов усмехался про себя, а Елена открыто радовалась – ну теперь, дорогой муженек, узнаешь на своей собственной шкуре, почем фунт лиха и вкусишь горькую сладость руководства. Дочь Маша переживала – как же папа станет жить один, ему же будет скучно. «Скучно не будет», – заверила Елена. Так оно и вышло. Скучать на новой работе было некогда.
– Я, собственно, всегда считал, что не гожусь в руководители, – продолжал свою исповедь Данилов. – И никогда не стремился. Все само собой получилось.
– А что вы в карточке прошлого вызова напишете, Владсаныч? – спросила Лариса, явно желая увести разговор подальше от скользкой темы. – Практически здоров?
– Засранцус верус, [3] – пошутил Данилов.
– Настоящий засранчик, – перевела Лариса водителю, не знавшему латыни.
– Точный диагноз! – похвалил Юрий Палыч.
На следующем вызове, слушая причитания жены пациента, которому пришлось с приступом стенокардии ждать помощи почти час, Данилов мысленно пожелал симулянту Артуру Евгеньевичу много «хорошего». Гонорея шла первым номером в списке пожеланий и была самым легким из них…
– Между прочим, Владимир Александрович, этого крокодила можно привлечь по статье административного кодекса за заведомо ложный вызов специализированной службы? – спросила диспетчер центральной подстанции Света Михальчук, принимая у Данилова заполненные карты вызовов. – Номера статьи я не помню, а вот что штраф от тысячи до полутора помню точно.
Разочаровавшись в медицине, Света заочно училась на юридическом и не упускала случая блеснуть своими знаниями. По мнению Данилова, юрист из Светы должен был получиться хороший – умненькая, внимательная, дотошная, несмотря на худенькую комплекцию, производит солидное впечатление.
– Это ж сколько возни, – вздохнул Данилов. – Заявление в полицию, заявления на имя заведующего подстанцией от меня и Ларисы, показания давать, на суде выступать свидетелем… Интересно, если он москвич, то где будет суд?
– У нас будет, – уверенно сказала Света. – По месту совершения правонарушения.
– Так он тебе и приедет, жди, – усмехнулся Данилов.
– Тогда к нему будет применена… – с места в карьер завелась было Света, но присутствовавшая при разговоре Лариса оборвала ее на полуслове.
– Что ему твоя тысяча? – скривилась она. – Он – директор автосервиса. Владсаныч прав, нечего и связываться. Вот если бы его расстреляли, тогда другое дело.
– Лариса! – ахнула Света, всплескивая от удивления руками. – Ты ли это? Я тебя не узнаю. Если за каждый ложняк расстреливать…
Продолжения разговора Данилов слушать не стал. Скоропомощная работа быстро приучает ценить свободное время и использовать его с максимальной пользой. В любой момент может прозвучать труба, то есть – голос Светы из динамиков, разбросанных по всей подстанции: «Восьмая бригада, вызов! Вызов восьмой бригаде!». Если выдалась свободная минутка – подремли или поешь. Неизвестно же, когда вернешься на подстанцию. Концы в Севастополе недлинные, не московские, но и укомплектованность тоже не московская. Людей не хватает, машин не хватает, поэтому и приходится скакать с одного вызова на другой без заезда на подстанцию.
Данилов так умотался, что есть не хотелось. А вот чашка крепкого чая пришлась бы весьма кстати. Данилов открыл шкафчик, который он делил с доктором Шарко (хотели, как начальнику, выделить отдельный, но Данилов отказался из принципа) и привычно улыбнулся. На верхней полке, занимая чуть ли не половину ее, лежало огромное красное яблоко, уже и не вспомнить какое по счету. Неведомый благодетель поставил Данилова на довольствие в первые же рабочие сутки на линии. Заглянув в шкафчик в середине дня (по утрам сюрпризов не было), Данилов находил там яблоко. Крупное, отборное яблоко, похожее размерами на маленький арбуз. И очень вкусное. Изредка вместо яблока добрая рука могла положить персик или грушу. Персики с грушами тоже были крупными и вкусными. Данилова очень интересовало, кто это так мило и столь скрытно проявляет о нем заботу. Он пытался вычислить благодетеля логическим путем, присматривался к другим сотрудникам – уж не ест ли кто похожие яблоки, несколько раз пробовал анализировать время отъезда и прибытия других бригад, но так ничего и не добился. Диспетчеры менялись, линейные сотрудники тоже менялись, но фрукты появлялись в шкафчике на каждом дежурстве. Соседу по шкафчику доктору Шарко никто сюрпризов не подкладывал, Данилов уточнял. Поневоле поверишь в волшебство при таких делах.
«Люди здесь хорошие, – привычно подумал Данилов, надкусывая яблоко. – Впрочем, люди везде хорошие. А вот начальство здесь не ахти… Впрочем, начальство везде не ахти…».
Самого себя главный врач севастопольской станции скорой медицинской помощи к начальству не относил, потому что «начальство» было у него категорией классовой, а не иерархической.