«Если буквы были бы зернами…»

 

Если буквы были бы зернами,

светлыми, гладкими зернами,

бережно высадил бы их

в теплую рыхлую землю:

разные зерна разных алфавитов —

суахили, португальского, иврита.

 

 

Через время они превратятся

в чудесные, небывалые

растения и травы,

которые будут перешептываться на ветру,

каждое – на своём наречии,

безусловно, понимая друг друга.

 

 

Если буквы были бы птицами,

я кормил бы их крошками, как голубей,

и запустил высоко-высоко в небо,

выше солнца и звезд.

 

 

Спустя несколько тысячелетий они возвратятся,

неся в своих крошечных клювах зеленую поросль.

 

 

Конечно, буквы не зерна и, уж тем более, птицы.

Но в сердце моем проклёвывается росток.

 

 

Каждый раз, когда я читаю,

он становится чуточку выше, превращаясь в побег,

 

 

растет.

 

13.6.2013

Море Морзе

1

 

Читающий эти строки!

чтя Кодекс Электротока,

нанизывай web-горизонты

на зоркость мятежного ока.

 

 

Отважно курсорь по безбрежью

названий, цитат, фамилий,

легко прошмыгнув меж флотилий

бит-байтовского зарубежья.

 

 

Ах, невод коварен паучий!

Отыщешь ли порт Ариадны?

В тебе еще жив Ихтиандр,

Но Улиссу он не попутчик.

 

 

Нутро твое вывернет качка,

смешав заголовки и сноски.

Подпольным связистом Дубровским

шифруешь пробелы. Как датчик,

отстукиваешь посланья

в неровном чечеточном ритме —

пульсацию внутренней битвы,

прозренья безумства на грани.

 

 

Насайтившись и отчатясь,

выходишь из батискафа,

заметив, как вьется по шкафу

рассветная тонкая завязь.

 

 

Уже зазвенели трамваи,

шуршат по асфальту шины,

злодеи несут в метро мины

на жертвенный стол Минотавру.

 

 

Ты вылез сухим из кожи.

Дежурный потоп «даби-даби»

случится под вечер. По-крабьи

ты косишься на прохожих.

 

2

 

Караваны кочующих знаков наводнили белесое взморье.

Не попал ли в зрачок твой осколок

из мерцающего монитора?

Если так – будет вечной зима, все замерзнет,

Нашу гибель увидят с небес одинокие звезды.

 

 

Если так – станем книги жечь и лукавить взглядом,

А прозрачная едкая взвесь в нас осядет ядом.

Но найдется чудак, говорящий всерьез о весне, о лете,

Принимая снежинки то за стрекоз, то за души поэтов.

 

 

Он построит плот, скрутит крепкий канат из тины,

Он в открытое море уйдет, раздирая льдины.

Через год доберется туда, где не знают снега,

Где часы из песка, и песок не быстрей солнечного бега,

 

 

Где слетая с губ, слова превращаются в камень,

Где в глазах – гаснущий огонь горького познанья,

Где в скитальце признают воскресшего бога

И тотчас об этом напишут в папирусных блогах.

 

17.12.2008

Письмо

(текст песни)



Здравствуй!



Мы с тобой ретрограды:

в век микросхем письмо не в чести,

но я больше верю чернилам с бумагой,

чем клавиатуре формата XP.

И смотрят слова насыщенным взглядом:

в наклоне строки и в зачёркнутом – суть,

полоска конверта ждёт слюнного яда,

ей предстоит летаргический путь.

В письме всё живое, до точки, до боли,

а сбивчивость слога и почерк не врут,

в письме упраздняются маски и роли,

поэтому письма хранят

или жгут.



Знаешь, а раньше и кровью писали,

оплату доставки назначала судьба,

рубили с плеча и печати ломали,

а буква и дух берегли города.

И смертною битвой виднелся подстрочник,

но черновики сберегли имена

героев: вдоль чёрных глазниц многоточий

история скачет во все стремена.



Не надо о смысле – мы не разгадаем,

обилие истин порочит наш век,

ты лучше взгляни, как земля примеряет

свой саван венчальный,

холодный, как снег.

И чем-то мистическим кажется почерк:

среди новостей, поздравлений и тем

лирических кроется нечто,

а впрочем – здесь нужен скриптолог,

не более чем.



Поскольку все встречи чреваты прощаньем,

есть в каждом письме своё скрытое «срочно»:

осилив и время, и расстоянье,

мета-пространством становится почта.

Душа просочится сквозь кончик пера

и ей наплевать на размах топора,

а также на сбои в работе систем:

мэйл не краснеет и, к счастью,

он нем.



Желаю тебе поменьше врагов.

Пиши. Жду ответа.

Пока.

Будь здоров.



Здравствуй…

2008

Эй!

 

Эй! это я – твоей души остов,

Плакучий Остров,

Терпкий крапленый сердца сок,

Изо всех жил, как угарный Матросов,

Бросаюсь кровавым стуком в висок.

 

 

Срываюсь на сверхзвуковые частоты,

Услышь меня! Стынут дороги вен.

У дзота одна пунктирная нота —

Без вариаций и смены тем.

 

 

За малым кругом – большой. И – точка.

Прикрытый дрейфом Великий Блеф.

Мотоциклист, гоняющий в бочке,

Мечтает ослепнуть и падать, как снег.

 

 

Или – взметнуть ошалелым скорым,

Звезды увидев в прожекторах,

Между Дневным и Ночным Дозором

Неосторожно просыпав прах.

 

 

Доктор сказал: «Все не так уж плохо.

Ммм… Болезнь душевного свойства.

Обостренное чувство эпохи.

Хотите, мы удалим у вас остров?»

 

16.11.2008